Я сын скромного середняка. В возрасте 7-8 лет по желанию родителей я был отдан в монахи. Два года я прожил в дацане, но поскольку мой учитель был строгим, я более не смог там жить и вернулся в дом отца. Отец привез меня в город Верхнеудинск и устроил в русскую школу. Так я стал школяром. Там я немного выучился читать и писать по-русски, а затем решил восстановить прежние монашеские обеты и снова стал монахом. В возрасте 23 лет у меня возникло желание отправиться в Амдо и Тибет для того, чтобы учиться цанниду (буддийской философии). В общей сложности я провел 30 лет в учебе, время от времени ненадолго возвращаясь домой. Иногда я вел жизнь странствующего монарха (бадарчина), часто находящегося в пути. В конце концов, при содействии Агвана Доржиева я защитил степень дорамбы и вернулся домой. В 1917 году буряты избрали хамбо-ламой монаха по фамилии Лайдапов, меня же выбрали дид-хамбой или же заместителем. Рядом с Лайдаповым я провел 3 года, а после этого старик Лайдапов скончался. Затем в Забайкалье пришла Октябрьская революция. В это время буряты выбрали меня хамбо-ламой. Некоторые называли меня красным хамбой (улан хамбо). В 1922 году, когда я ездил в г. Иркутск, я повстречался с Занданом Ханхасаевым и он спросил меня: «Вы и есть тот самый красный хамбо?».

В 1920 году резиденция хамбо-ламы находилась в Хулуннурском дацане. Со стороны Верхнеудинска банда русских крестьян, ставших разбойниками, занимаясь грабежом и убийствами, добралась до Хулунского дацана. Они ограбили много лам, и в Забайкалье от них пострадали и русские и бурятские крестьяне. По дороге в город Кяхта они прибыли в Хулунский дацан и обратились с угрозами в мой адрес: «Раз ты занимаешь высокую должность хамбо, то обязан предоставить нам гужевую повозку». Они говорили мне много оскорбительных слов. «Если не сделаешь этого, то неизвестно что с тобой будет!» - угрожали они. От этой напасти меня избавили чиновники Селенгинского аймака – Бальчинов Дондоп и другие буряты, которые предоставили этим разбойникам транспорт и тем самым спасли мне жизнь. Затем в 1923 году в Ацагатском дацане состоялся большой религиозный съезд под руководством Агвана Доржиева. Я выступил на этом съезде со следующими словами: «Никто не запрещает нам следовать буддийской религии, но нужно откровенно спросить себя: “На что мы, монахи будем существовать?” Вот об этом нам следует серьезно подумать!». Однако мои слова не были приняты участниками съезда. Тем не менее, был составлен устав, регламентирующий присвоение степеней «габжи» и «гэбши», программа обучения, соблюдение обетов, и другие вопросы. Было решено добиваться признания этого устава со стороны высшей власти. Это решение было признано Агваном Доржиевым. На этом же съезде я снял с себя полномочия хамбо, и на мое место был выбран ширетуй Хулуннурского дацана Баниев Шираб. Для того, чтобы обеспечить признание властями устава, принятого на съезде, я вместе с Агваном Доржиевым отправился в Москву. Мы долгое время пробыли в Москве, но поняли, что добиться признания нельзя, и вернулись домой. Впоследствии еще не раз проводились съезды для распространения и усиления религии, но я в них не участвовал. Впоследствии мне пришлось испытать и заключение в тюрьму и ссылку.